монголо-татарская степь - Батый-Чингисхань.
простуженный ветер плюется ошметками слов.
орда облаков. заснежено-белая ткань
бросается в ноги пунктирами наших следов.
и мы бесконечно чужие живущие врозь
идем в ежедневные страхи в толпе городской.
летит километрами снег, словно что-то стряслось,
летит километрами снег надо мной и тобой.
а лампы в квартирах горят всеми сотнями ватт.
мы те все прожившие врозь от начала пути.
летит километрами снег, заметая закат,
под небом, что виснет от туч никого не найти.

Осенний никотин

А я тебя, так толком не узнав,
Искал полжизни в кадрах кинопленки.
И плыл закат, и был закат кровав,
Как месячные школьницы-девчонки.

Все падал дождь, и шла за ратью рать
Который день над городом полками.
И птицы улетали умирать.
И ветер так швырялся облаками.

На город, что в куриной слепоте
Терял листву осенним никотином,
И лишь луна затяжкой в темноте
Прожгла просвет, что стянут паутиной.

Я думал о тебе, а ночь без сна
Ворочалась меж туч на звездных крошках.
А где-то улица, фонарь - моя страна
И люди понатыканы в окошках.

Коррозия памяти

Любовь умирает так часто - семь пятниц в неделю.
Твои электронные письма - мои похоронки.
Ноябрь - последние листья, как раны на теле,
Гниют в обезвоженных ветках на зимней обертке.
Ты любишь смотреть эти фильмы из кинопроката.
Пьёшь кофе и куришь одну за одной сигареты.
И снег под ногами, как трупы в больничных палатах.
И лес вдоль шоссе, и строй проституток раздетых.
Обшарпанный дворик: повсюду пивные бутылки.
Тот вид из окна /твоя очень тесная двушка/.
Сосед, вечно пьяный, орёт, что вернулся с Бутырки.
И падает снег, как перья из старой подушки.
А ты на балконе всё ждёшь отпечатки рассвета
И пьёшь крепкий кофе... и куришь одну за одною...
Любовь умирает так часто и лучше чем это
Не будет уже никогда между мной и тобою...

***
Моя милая девочка в доме моем темнота,
электричества нет - отключили давно за долги.
Сквозь меня внутривенно в три кубика пустота
пробирается к сердцу, сжимается там от тоски.

Моя милая девочка ночь провисает дождем.
Это черное небо так давит своей чернотой.
Если вычесть пространство что нас разделяет вдвоем,
то получиться жизнь, что я прожил уже не с тобой.

Моя милая девочка письма все эти сожги,
наши фото на память ты выброси просто как хлам.
Что бы грудью вздохнуть нам не хватит на это строки.
В моем доме темно, так темно и так больно глазам.

Что же дальше нас ждет впереди среди этих дорог?
Пусть надежда горит в твоем звездном, полночном окне.
Моя милая девочка, мой бесподобный цветок.
В моем доме темно, так темно и так холодно мне.

***

Я так много курю, что бы меньше дышать мне тобой,
что бы мой никотин победил всю тебя изнутри.
Ветер падает в улицы, крошиться дождик водой,
облака догорают затяжкой вечерней зари.

Мчаться серые будни в своей не простой череде,
через все запятые и точки по клеткам недель.
Все что я написал, я писал для тебя в пустоте,
на вершине высокой горы, где зима и метель.

И пройдя через все, что делилось тогда на двоих,
через наш ослепительный ад, через звездную рать -
я тебя оставляю одну среди улиц пустых,
между всех этих строчек, в которых я буду лежать.

Южное

И. З.

В июльский жар на краюшки земли,
в твоей стране на развороте Крыма-
шумело море, плыли корабли,
летели чайки в облаке из дыма

и я лежал измученный жарой
на берегу прожженном этим светом,
и небо задыхалось надо мной
то голубым, то ярко-синим цветом.

Мне снился сон, и ты была во сне,
ждала меня, курила и молчала.
И бились волны, будто в западне
листая лодки в бухте у причала.

И понял я, что я тобой живу,
что ты одна спасешь меня от смерти.
Сгорает Ялта, падая в листву,
горит закат как то письмо в конверте.

г. Ялта 2010

Набережная

И.З.

Южный ветер вплетается в волосы,
Солнце медленно движется к выходу.
Я дышу ее вдохом и выдохом.
Ее тело, глаза, моря полосы.

У причала качает кораблики
Паруса развивая вдоль пристани.
Город выжжен зелеными листьями,
Слышишь стук – это падают яблоки.

Это лето июльское, рыжее,
вниз летит, растворяется в запахе,
облака догорают на западе,
в небе звезды ютятся над крышами.

Я ловлю ее губы и волосы.
Свежесть моря, глаза, рук движения.
Волны в берег, заката брожение.
Ее тело, шептание голосом.

г. Ялта 2010

***

В жизни каждого есть та одна равнодушная блять,
от которой все ждешь, за которой влачишься собакой.
Комариное лето горит, как палач перед плахой,
этот северный ветер метет все, что можно сметать.
Разве было все это, что снилось безумными снами:
разводные мосты, этот летний игрушечный сад.
Только белые ночи плывут и плывут облаками,
словно кадры из фильма, которого кончен прокат.
Видишь, строем идут на войну молодые солдаты–
это дышит июль, задыхаясь своей духотой,
это я написавший тебе эти строчки когда-то,
это я задыхаюсь меж строчек и гибну тобой.
Но лишь ночью в бреду повторяю сухими губами –
все не ровности тела, все родинки, каждый изгиб.
Ты уже отцвела как могила живыми цветами,
ты погибла той самой, в которой я тоже погиб.

Стихи позапрошлого лета

Пока я писал в своих неоконченных снах
Плохие стихи о тебе, зажимая в руках
Родной алфавит, и буквы по клеткам тетради
Мотали свой срок… я был только тем,
Кого ты ловила губами среди этих строк.
А дальше лишь голос, который молчаньем охватит
Пока я писал стихи на вчерашней войне
В окопе, в землянке из недосказанной фразы.
Ты где-то ждала, замерзая осколком в окне.
А дождь собирал с той недели осенние пазлы.
Я был только тем, кого ты впустила в печаль.
Кому ты дала эти звуки, чтоб мог он кричать,
Глотая стихи, склоняя сквозь шепот,
Сквозь шелест страниц и чернильную копоть.
Я был только тем, кого ты кормила с руки.
А после крошила, как дождь на опавшую осень.
И ветер рвало среди улиц листвой на куски,
Впиваясь в заброшенный лес иголками сосен.
Фонарь лишь отталкивал тени от грешных людей,
Ломаясь в суставах, в плечах, заплетая колени.
А кровь все молола слова, расщепляя по вене,
На память из желтых страниц и плохих новостей.
Письмо от тебя из тоски позапрошлого года.
Ты пишешь, что все хорошо и прогнозы погоды
Готовятся к лету, что думаешь лишь обо мне.
Что завтра сдавать курсовик и приехала мама.
Но скоро ты будешь со мной на обложке тумана
Встречать новый день в этой Богом забытой стране.
И я тебя ждал на вершине горы в стопроцентном морозе,
А мысли все мерзли в стихах и кутались в прозе.
Я тот, кто остался, чтобы идти до конца,
Впитав этот холод и боль после смерти отца.
Обреченный его повторить в своей сумме молекул.
Я больной суицидом, повешенный, брошенный в реку.
Чужак, проходимец - неважно, откуда и кто.
С чужих берегов, погребенный в ночные руины.
Среди твоих грез я смертник в военном пальто,
Готовый отдать свою жизнь, но тебя не способный покинуть.

***

ни боли, ни тоски, ни грусти, ни печали.
жить так, как я живу – одна метель и ночь.
и снег клюёт лицо, как стая серых чаек,
и голос хриплый мой уносит ветер прочь.

ни счастья, ни тревог, ни ожиданья чуда.
надежды, планы – всё безжалостно сожгу.
реальность без тебя, в которую укутать
смогла ты мою жизнь, морозы и пургу.

не надо ничего: ни слов, ни чувств, ни жестов,
ни телефонных слёз, ни назначений встреч.
затёртое «прости» в блокноте моих текстов –
прощальный поцелуй, но незачем беречь.

забудь и извини за мишуру из точек,
за мой ночной акцент и бледный карандаш.
я снова растворюсь среди неровных строчек.
 всегда и только твой, простите просто Ваш.

Денис Балин